Насчет своей биографии Владимир обычно скромно замечает, что на ее основе, мол, романа не напишешь. Жил-был киевский школьник, любил животных, особенно земноводных с насекомыми, которые в больших количествах обитали в его квартире. Поступать решил, разумеется, на биологию. Провалился. Пошел работать… дворником в Киевский зоопарк. Не знаю, по-моему, уже неплохая завязка для романа. Тем более что самое интересное, конечно, впереди.
В свободное от клеток и террариумов время Володя Пузий начал писать книгу. То, что было раньше, нормальное «школьное сочинительство» — не в счет. И вот в свои семнадцать-восемнадцать лет, когда большинство юных дарований пробуют перо в коротеньких новеллах, Владимир наваял ни много ни мало — романище в два тома страниц эдак по пятьсот каждый (что выяснится, конечно, позже: писал он шариковой ручкой в ученических тетрадках). Эпическую фэнтези в духе профессора Толкина, густо населенную драконами, гномами, троллями и прочими горгульями — «Герой порванных времен».
В издательстве — московском супергиганте «Эксмо», — куда текст пришел по электронной почте, возраста автора никто не знал, да и не интересовался. А просто предложили контракт и выплатили весьма «взрослый» аванс, позволивший писателю разжиться компьютером. И тут… грянул дефолт. Книжный бум первой половины 90-х остался в прошлом, российские издательства были вынуждены свернуть массу проектов, в том числе и ту серию, где была запланирована книга Владимира. Возвращения аванса, впрочем, не потребовали.
К тому времени Пузий уже учился, правда, не на биофаке, а в институте журналистики. На лекциях продолжал писать фантастику — на глазах преподавателей, уверенных, что студент прилежно конспектирует каждое их слово. И был на третьем курсе, когда его рукописью заинтересовалось другое московское издательство — «Армада». Дилогия «Герой порванных времен» — «Отчаяние драконов» и «Охота на героя» — увидела свет.
Правда, от автора потребовали взять псевдоним: фамилию Пузий издатели сочли некоммерческой (самое время посетовать на тему имперской украинофобии; однако вряд ли москвичам не понравилось именно окончание фамилии, а не ее корень). Писателя, который тем и отличается от графомана, что лицезрение собственной фамилии на обложке не является для него самоцелью, — данное требование не смутило. Так появился Владимир Аренев.
Вскоре после «Героя порванных времен» вышел роман «Правила игры», затем детская повесть-сказка «Книгоед», написанная в соавторстве с Юрием Никитинским. Параллельно Владимир — иногда Аренев, а порой по старинке Пузий (сейчас он подписывает настоящей фамилией только журналистские материалы) — начал активно печатать рассказы в периодике. И в отечественной, и в российской, а один вышел даже в Вильнюсе, где его перевели на литовский язык. Перевод же своих произведений с русского на украинский (случается, и наоборот) Владимир в основном осуществляет сам: для двуязычной киевской среды, где он вырос, в этом нет ничего сверхъестественного.